Вопреки расхожему мнению из древних лабиринтов легко было найти дорогу назад, ибо она – несмотря на сложную, запутанную схему постройки – оставалась одной-единственной. Лишь в новое время, когда суть древних ритуалов забылась и символика лабиринта стала иной – уже не к победе вели они над чудовищем, а заставляли признать слабость человеческой природы, – облик этих построек разительно изменился. Их прорезали множество боковых галереек и переходов. Люди, попавшие в этот «лабиринт», путались в круговерти ходов и не могли выбраться наружу. На некоторых европейских языках такие постройки даже называются по-другому (например, немцы зовут их не Labyrinth, а Irrgarten, «вертоград блужданий»), что лишь подчёркивает их от-личие от классического образца.
Но продолжим путешествие по кносскому лабиринту. Казалось, мы находились близко к его центру, но монотонность пути нарушил резкий поворот. Он увёл нас далеко в сторону. За ним следует ещё один поворот; мы всё удаляемся от цели. Мы бредём по самому внешнему кольцу лабиринта. Человека, попавшего сюда, охватывает сомнение: «А сумею ли я добраться до цели?» Он отчаивается, теряется, надеется и идёт вперёд. В своё время Гёте сравнил путь человека к зре-лости «с тем, как петляет, еле держась в седле, бродяга – хмельной всадник» (пер. Н. Галь). Как это похоже на путь того, кто затерян в лабиринте! Как это напоминает жизнь!
Вот оно, таинство лабиринта. Ты идёшь вперёд, ты спешишь добраться до цели, ты уверен, что вот-вот достигнешь её, как вдруг – жизнь-лабиринт отрезвляет тебя – с каждым шагом ты оказываешься всё дальше от успеха. Былые надежды кажутся несбыточными. Всё было напрасно. Ты зашёл в тупик?
Вероятно, именно этим, в первую очередь, лабиринт привлекал древних. Путешествие по нему было полно контрастов. Человек то приближался к цели, то удалялся от неё; то предвкушал удачу, то утрачивал иллюзии. В этом смысле лабиринт эллинов вполне сравним с «колесом Фор-туны» средневековой Европы.
Жизнь представлялась древним самым настоящим лабиринтом, в котором к успеху вели лишь окольные пути, а за любой надеждой неизменно следовало крушение. Оставалось лишь идти вперёд, превозмогая уныние, и тогда жизнь поворачивалась своей светлой стороной, а лабиринт постепенно приводил к цели.
Символ лабиринта почитали как реликвию. Его высекали на камне и рисовали на керамике. На упоминавшейся выше глиняной табличке размером всего 7×6 см, найденной при раскопках в мессенском городе Пилосе, схема лабиринта процарапана как бы мимоходом (так в наше время, сидя на совещании, люди наспех вычерчивают на бумаге какие-то орнаменты и узоры). На одной стороне таблички – перечень коз, принадлежавших кому-то, а на обороте – та самая схема. Это лишний раз доказывает, как хорошо было знакомо людям того времени устройство лабиринта, как укоренились в их обиходе ритуалы, с ним связанные. Иначе бы человек, вертевший в руках табличку, вряд ли сумел бы так уверенно и точно изобразить лабиринт.
